— Угу, — выдохнул Вэл.
— Попал?
— Угу.
— Убил?
Глаза Бигея сверлили Вэла, как буравчики. Тот попытался сглотнуть слюну — и не смог.
— Угу.
Они подъезжали к пересечению с I-25. Развязку взорвали, и теперь тут был временный, отсыпанный гравием съезд. Машины одна за другой двинулись по нему.
— Он это заслужил?
Вэл чуть не выдал еще одно «угу», но остановился. Именно этот вопрос не давал ему уснуть всю последнюю неделю. Он откашлялся.
— Не знаю, — сказал Вэл. — Может, и нет. Но я думаю, дело было так: либо он, либо я. Я выбрал себя.
Бигей несколько минут молча вел грузовик по I-25.
— Хорошо, — проговорил он наконец. — Я окажусь здесь — если будет на то воля Аце Ашки — где-то двадцать седьмого октября. И наверное, весь день проведу на большой погрузочной площадке Федерального центра Саут-Бродвей. Буду тебя искать. По нынешнему расписанию конвой отбывает в восемь вечера. Если не придешь, можешь обо мне забыть.
— Приду, — пообещал Вэл.
Остаток пути до Санта-Фе прошел без происшествий, а последние миль семьдесят — из Лас-Вегаса, Нью-Мексико, до Санта-Фе — их сопровождала военизированная «техническая служба»: пикапы с крупнокалиберными пулеметами в кузове.
Три наемника, Сато и Ник остановились в Санта-Фе, в японском консульстве — бывшем отеле «Ла Фонда» на центральной площади. Останки Джо унесли в подвал для кремации.
По прибытии Сато повел Ника и других в медицинскую клинику консула, которая, на взгляд Ника, была чище, современнее и лучше оснащена, чем любое медицинское учреждение в Денвере. Пока все проходили короткую проверку, у Сато обрабатывали ожоги и порезы, а на его серьезный перелом наложили новейший и дорогущий реконфигурируемый гипс — так называемый «умный гипс», слишком дорогой для американцев, кроме разве что ведущих спортсменов, которых оцифровывали. Он приводил к полному исцелению, без всяких последствий.
Беседу Ника с доном Кож-Ахмед Нухаевым в его загородном поместье назначили на десять утра. Приглашение направили мистеру Накамуре, причем условия оговаривались очень четко: и «ошкош», и Хидэки Сато могут приближаться к дому дона не более чем на десять миль. Нику велели быть в 9.30 утра у собора Святого Франциска (официально, насколько он знал, звавшийся «кафедральным храмом Святого Франциска Ассизского» — Дара говорила ему, когда они проводили тут отпуск в первые годы их брака, что это тот самый собор, возведение которого всю жизнь наблюдал епископ в романе Уиллы Катер «Смерть приходит к архиепископу»). Одному.
Полквартала от консульства до храма Ник прошел за минуту, да и то лишь потому, что остановился, разглядывая издали построенную сто сорок пять лет назад церковь. Затем он пересек улицу и остановился на ступеньках. Ник помнил рассказ Дары о том, что этот собор во франко-романском стиле, с двумя башнями-близнецами, заложили около 1869 года при архиепископе-французе Жане-Батисте Лами. Потом строительство было приостановлено, а освятили собор в 1887 году, без шпилей, потому что деньги закончились.
Церковь с двумя усеченными башнями всегда казалась Нику странноватой.
День стоял теплый, солнечный, и Санта-Фе пах так, как всегда пах осенью для Ника, — смесью сладких ароматов: запахи горящих сосновых бревен, сухих листьев с высоких старых тополей на улицах старого города и шалфея. Дара как-то сказала, что во всех Штатах нет города, где пахло бы лучше.
Не было — в те времена, когда Санта-Фе относился к Соединенным Штатам.
Ник знал, что теперь этот богатый город не является частью ни одной страны. Нуэво-Мексико формально заявляло о контроле над ним, но в Санта-Фе хватало денег, чтобы нанять небольшую армию и отстоять свою независимость. В городе держали вторые дома кинозвезды, знаменитые писатели и воротилы с Уолл-стрита, и к тому же в последние годы он получил солидные вливания капитала из Японии. А уж японцы никак не хотели жить в мексиканской деревне.
Таким образом, Санта-Фе стал уменьшенной копией Лиссабона времен Второй мировой — город, напичканный шпионами, двойными агентами, ушедшими на покой солдатами удачи и международными плохишами вроде дона Кож-Ахмед Нухаева. Очаровательный горный городок с уединенными коттеджами в благоуханной долине, у подножия Сангре-де-Кристо, стал местом, где они устраивали свои резиденции и откуда вели свою деятельность.
Черный «Мерседес S550» — полностью электрифицированный, а может, сверхдорогой, на водороде, — прошелестев, остановился у тротуара. В нем сидели трое человек неопределенной, как показалось Нику, национальности, но очевидной профессии, все в белых рубашках с коротким рукавом. Это были беспощадные ребята, беспощаднее простых наемников, которые тоже никого не щадили. Убийцы в пятом поколении, с другого континента.
Человек на заднем сиденье открыл дверь и поманил Ника внутрь.
Ник не сказал ни слова, как и три человека в кубинских рубашках навыпуск — тех официальных рубашках в дырочку, которые кубинцы, вероятно, надевают на похороны, — и они поехали на север по Бишоп-Лодж-роуд.
Ник знал эту ухабистую старую дорогу, проходившую по городским задворкам. Она тянулась миль на шесть, до деревеньки Тесукве на пересечении дорог; некогда тут обитали стареющие кинозвезды и старлетки. Здесь, среди холмов, над поросшей густым лесом узкой долиной, можно было надежно спрятать большой дом. Ник решил, что поместье дона Кож-Ахмед Нухаева расположено между Санта-Фе и Тесукве.