Флэшбэк - Страница 52

— Рад снова видеть вас, детектив Боттом. Удалось ли вам поймать убийцу Накамуры?

— Я уже не детектив, мистер Оз. Меня уволили из полиции, я не работаю в ней больше пяти с половиной лет. И к раскрытию того убийства они сегодня близки ровно так же, как и шесть лет назад.

Дэнни Оз глубоко затянулся сигаретой (Ник с опозданием сообразил, что это конопля: вероятно, она служила болеутоляющим) и, прищурившись, посмотрел на Ника сквозь облачко дыма.

— Если вы больше не работаете в полиции, мистер Боттом, чему я обязан удовольствию видеть вас?

— Меня нанял отец убитого, — объяснил Ник.

Про себя он отметил, что даже с учетом действия конопли и вероятности того, что Оза только-только разбудил звонок, взгляд поэта был слишком уж ненаправленным. Оз смотрел в никуда поверх правого плеча Ника. Ник знал этот взгляд тысячелетнего старика — он встречал его в зеркале, когда решал утром, что надо побриться. Дэнни Оз употреблял гораздо больше флэшбэка, чем шесть лет назад.

— Так что, будут вопросы шестилетней давности? Или вы пришли с новыми? — спросил Дэнни Оз.

— Вам не приходило в голову ничего, что могло бы нам помочь, мистер Оз?

— Зовите меня Дэнни. Нет, не приходило. Вы и ваши коллеги все еще полагаете, что Кэйго Накамуру убили из-за его видеоинтервью? Что-то там будто бы проскочило?

— У меня нет никаких «коллег», — сказал Ник, слабо улыбнувшись. — И у меня нет ничего столь изящного или продвинутого, как гипотеза. Боюсь, что мы топчемся на месте.

— Что ж, все равно это удовольствие для меня — поболтать с персонажем из «Сна в летнюю ночь». Я часто думал о том, что вы мне сказали.

— И что я вам сказал?

— Что пока ваша жена не назвала вас персонажем шекспировской пьесы, вы не знали об этом.

Теперь Ник улыбнулся во весь рот.

— У вас чертовски хорошая память, мистер… Дэнни.

«Если только ты тоже не флэшбэчил на нашу последнюю встречу. Хотя с какой стати тратить на это деньги и наркотик? Чтобы не запутаться в показаниях?»

— Правда, Дара еще не была моей женой, когда сообщила мне о другом Нике Боттоме, — уточнил он. — Мы тогда… ну, только встречались. Она заканчивала университет, а я был уже полицейским и снова ходил на лекции, чтобы получить степень магистра.

— И как вы отнеслись к этой новости? То есть к своим ослиным ушам и возможной любовной связи с царицей фей?

— Принял к сведению, — сказал Ник. — Дару интересовало видение другого Ника Боттома. Или то, что он называл сном, от которого пробудился. Она считала, что и меня в будущем ждет такое же радостное пробуждение… откровение, по ее словам. На первом нашем свидании она прочла мне наизусть почти весь этот пассаж. И тем произвела на меня сильное впечатление.

Дэнни Оз улыбнулся, глубоко затянулся косячком и загасил его в банке из-под кофе, которая служила пепельницей. Потом он закурил другую сигарету — на этот раз обычную, и, кажется, даже с большим удовольствием, — прищурился, глядя на Ника сквозь дым, и выдал цитату:

— «Когда подойдет моя реплика, позовите меня и я отвечу. Теперь мне нужны слова: „Прекраснейший Пирам“. Эй, вы там! Питер Клин! Дуда, починщик раздувальных мехов! Рыло, медник! Заморыш! Боже милостивый, все удрали, пока я спал! Мне было редкостное видение. Мне был такой сон, что человеческого разума не хватит сказать, какой это был сон. И тот — осел, кто вознамерится истолковать этот сон. По-моему, я был… никто не скажет чем. По-моему, я был, и, по-моему, у меня было, — но тот набитый дурак, кто возьмется сказать, что у меня, по-моему, было. Человеческий глаз не слыхивал, человеческое ухо не видывало, человеческая рука не способна вкусить, человеческий язык не способен постичь, человеческое сердце не способно выразить, что это был за сон. Я скажу Питеру Клину написать балладу об этом сне. Она будет называться „Сон Мотка“, потому что его не размотать. И я хочу ее спеть в самом конце представления перед герцогом; и, может быть, чтобы вышло чувствительнее, лучше спеть этот стишок, когда она будет помирать».

Нику показалось, будто его ударило током. Прежде он слышал эти слова только от Дары.

— Я уже говорил, что у вас чертовски хорошая память, мистер Оз.

Оз пожал плечами и глубоко затянулся, словно дым уменьшал боль.

— Мы, поэты, помним всякие слова. Именно это, среди прочего, делает нас поэтами.

— У моей жены была одна из ваших книг, — сказал Ник и тут же мучительно раскаялся в сказанном. — Один из ваших стихотворных сборников. На английском. Она показала мне ее, после нашего с вами разговора шесть лет назад.

«Меньше чем за три месяца до ее смерти».

Дэнни Оз чуть улыбнулся, ожидая продолжения. Понимая, что надо сказать хоть что-то о стихах Оза, Ник добавил:

— Вообще-то я не понимаю современных стихов.

Теперь Оз улыбнулся по-настоящему, показывая большие желтые от никотина зубы.

— Боюсь, что мои стихи так и не стали современными, детектив… то есть мистер Боттом. Я писал эпические произведения, на манер старика Гомера.

Ник поднял руки — мол, сдаюсь.

— Вы с вашей будущей женой, — начал Оз, — на первом свидании разбирали, о чем говорит шекспировский Ник Боттом в этом пассаже?

Ножевая рана, полученная в Санта-Фе и повредившая глубокие брюшные мышцы, сразу заныла, точно свежая, обожгла огнем внутренности. На кой ляд вспоминать Дару и эти треклятые строки из пьесы? Оз даже не знает, что Дара умерла. Нутро у Ника сжалось — что еще скажет умирающий поэт? Он поспешил нарушить молчание, прежде чем Оз заговорит.

— Да, типа того. Моя жена была специалистом по английской литературе. Нам обоим показалось странным, что у пробудившегося Боттома все чувства перепутались. Ну, вы понимаете — глаз не слышал, ухо не видело, рука не чувствовала вкуса… вся эта ерунда. Мы решили, что сон Боттома запутал его чувства, вроде нервной болезни… как ее там?